— Слушай, тёзк… —
Колька подошёл ко мне, усадил на стул, с которого всё ещё свисали обрывки
верёвок. — Ты вообще как про эту войну думаешь?
Я промолчал. Мне пришлось сделать усилие,
чтобы осознать тот простой факт, что вот сейчас, вот в этот самый момент — идёт
война. И я сказал честно и растерянно:
— Я не знаю.
— Ну например, тебе нравится, что они в своих
листовках пишут — России больше нет? — Колька усмехнулся. — Нам, например,
очень нравится. Янки что обещают? Все казачьи области — самостоятельными
республиками сделать. Казакам — всякие льготы. В армию набирать к себе, за
хорошую плату. Так и пишут! Пять лет отслужил — дом и пожизненную пенсию. Даже
чеченские земли нам отдадут — вон, терцам. Наши генсеки отняли, президенты не
вернули, а они — отдадут. А Россия — да пошла она… — он пожал плечами.
— Да пошли вы сами! — вдруг вырвалось у меня.
Я вскочил, чувствуя, как неожиданный, невесть откуда взявшийся гнев наливает
мои непроизвольно сжавшиеся кулаки свинцом. — Предатели! Правильно я про вас
читал, что вы ещё в Великую Отечественную фашистам продались! Ваши старшие тоже
только и думают, чтобы им сэндвич долларами намазали, или вы тут одни такие
умные?!
Слова у меня кончились. Вот странно, откуда
они вообще взялись-то, я ж ни про что такое и не думал никогда, а тут — выдал,
как из пулемёта! А теперь стоял и тяжело дышал, обводя всех четверых взглядом.
— Ого, — сказал Андрюшка.
— Ну тогда пошли, — сказал Колька.
— Куда?! — ощетинился я.
— Пошли-пошли, — он положил руку мне на плечо.
— Посмотришь, какой самогон мы тут гоним… иногородний.
|